Ветер восьмого дня мне прошептал горим.
Мозг мой упал, гремя, тем, что боролось с ним
Грабили магазин, М-Видео и Ашан.
Вырвало рты витрин, каждый был зол и пьян
Бургеры, чупа-чупс чавкали на полу.
Телевизор лишился чувств, кто-то рыдал в углу
И пожирали всё гнилая, слепая тля.
Недоеденное враньё, затянувшаяся петля.
У танцующих кирпичей и поющих бетонных плит.
Охранник, уже ничей, стрелял в этот безлимит
Кто-то срывался вниз, кто-то бежал наверх,
Вскарабкавшись на карниз, я молча смотрел на всех
Слетал дрожа Отче Наш с запекшихся бледных губ.
А вокруг ревел бодрый марш Иерехонских победных труб.
И сгорая под этот рэйв, интернет оглох и ослеп.
Вместо валюты в сейф прятались соль и хлеб.
Улетая бодрилась власть, втиснувшись в Супер Джет,
Брезгливо стирая грязь и кровь на краях манжет.
И ворочались жернова перемалывая в Delеtе
Ограниченный алфавит, бессмысленные слова
Птицы дождём с небес падали на газон
И ухмылялся бес, усаживаясь на трон
В этот последний день, выйдя на дефиле
Перемещалась тень, ползая по золе…
Я очнулся, как рассвело, задремавший у новостей.
Мне снилось твое тепло и ещё миллион вещей.
Подсолнухи заплела в запахи спелых лип.
Мама, ты так жила, что мир еще не погиб.
Мама, ты так жила, что мир этот не погиб.
Мама, ты так жила, что мир этот не погиб.
Мама, ты так жила, что мир этот не погиб.
